Страсти по демантоиду
Автор - И. В. Абрамов, научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН
Нам показали недельную выработку бригады — горстку мелких гранатов в полиэтиленовом пакетике. В основном обычные, темные, но иногда среди них мерцали и другие, зелено-желтые. Это и были те самые демантоиды, ради которых тянутся на Бобровку хитники — искатели самоцветов. С обывательской точки зрения — не особо приглядное зрелище. Стоят ли эти зеленцы положенных в грязь трудов, сгорбленных спин, мозолей, бензина и времени? Если внимательно посчитать, оказывается, что стоят. Если же погрузиться в вопрос еще глубже, выяснится, что промысел не только ради денег.
Увидав наш скепсис, шеф небольшой старательской артели, чуть улыбнувшись, вынул откуда-то ограненный демантоид и увеличительное стекло. Мы познакомились пару месяцев назад в Нижнем Тагиле, в камнерезной мастерской. Возрастом лет под шестьдесят, приземистый, крепко сбитый, с аккуратной бородкой, рыжиной в волосах и голубыми глазами, этот потомок уральских кержаков напоминал одного из подгорных героев Толкина.
Перед нами лежал демантоид в полной бриллиантовой огранке с пятьюдесятью семью гранями. Демантоид назвали «подобным алмазу» (нем. diamant — «алмаз» + древнегреч. eidos — «вид») за столь же потрясающую игру света после огранки. Я постарался вынуть камень из коробочки, не оставив отпечатка на площадке — верхней, самой большой грани, через
которую можно заглянуть внутрь камня, где скрывается самое интересное…
— Видишь тоненький пучок расходящихся волосиков, одуванчиком таким? Это биссолит [кристаллическое включение внутри минерала, обычно именуемое конским хвостом — И. А.]. Камень — первое качество, 1,78 карата.
— И сколько он стоит? — спросил мой коллега Федор Корандей.
— Двести тысяч.
Я поднес ближе увеличительное стекло. Конский хвост был очень красив, разлетался внутри камня застывшими брызгами. Это фирменный знак уральских демантоидов, никакого сертификата не надо. Тот редкий случай, когда самоцвет с включением может стоить дороже прозрачного, главное, чтобы хвост не забивал камень и работал на усиление визуального эффекта. Огранщик должен постараться, чтобы вписать биссолит в призму.
— Сколько же надо работать, чтобы такой найти?
— Бывает, что один день!
Мы рассмеялись, потому что это была чистая правда. Впрочем, как посмотреть. Говорят, за весь этот сезон, с мая по сентябрь 2023 г., хитники добыли на реке Бобровке всего один демантоид свыше двух карат. И тот взяли с верховухи, где меньше всего ожидалось. Фартануло лишь одному. А ведь за сезон через Полдневское месторождение прошло не меньше полусотни старателей. Ради бобика на лям эти люди мирятся с полевым образом жизни. Впрочем, большинству это в кайф и люди едут за ощущениями вольной жизни.
Профессиональные хитники работают, придерживаясь определенной стратегии. Случайно везет только новичкам, а на длинной дистанции побеждает упорный. Только эта мысль согревает, когда один шурф за другим оказывается пустым. Спина и ноги гудят от напряжения. Сотни ведер промыты, а камней нет. Надо, чтобы кому-нибудь подфартило. Фарт передается воздушно-капельным путем — доказано! Повезло одному — повезет и другим — проверено! Еще пара сотен ведер и точно повезет! А пока выручает мелочевка, так называемые искры, сколики, шухрумчики которые тоже стоят денег, хотя и не так вдохновляют, как пешка в три карата.
— Куда идет мелочь? — спросили мы тагильского артельщика, который
в отличие от многих своих коллег не только добывает демантоиды, но и делает
из них ювелирные изделия.
— На обсыпку.
— На инкрустацию, значит?
— Да, посмотри, что в магазинах продают. Посмотришь под
микроскопом — одно название от бриллиантов.
— Автоматическая огранка?
— Да. Можно и миллиметровый камень руками загранить, просто никто не хочет платить за эту работу. Но мелочи в природе больше, чем крупных камней. Поэтому мы собираем все, и 90 % камней пойдут в работу. Раз у нас своя линейка украшений, мы их не сырьем продадим.
***
Не всем по душе понятие хита, в первую очередь из-за созвучия хитничества и хищничества. В текстах Д. Н. Мамина-Сибиряка и П. П. Бажова так зовут разного рода бедовых людей, воров, грабителей, в том числе и тайных старателей. Этот смысловой оттенок до сих пор ощущается, хотя современная хита работает без утайки, часто на виду у всех, на отвалах
горнодобывающих компаний, и вообще играет важнейшую роль в каменном деле. Удивительным образом хитники способны выудить из отвалов то, что пропустила автоматика. Благодаря им интересные образцы горных пород оказываются на полках музеев и частных коллекций, а не среди дорожного щебня.
Хитники заинтересовали нас этнографически, как наследники старинного ремесла, воспетого Маминым-Сибиряком и Бажовым. В текстах вековой давности таких людей именуют горщиками. Как правило, это маргиналы с нелегкой судьбой, выбравшие вольный промысел вместо крестьянского удела. Их удачу в поиске каменьев трактуют как знаки
благорасположения духов земли. Старательская удача, необъяснимая фартовость, столь отличающаяся от размеренного крестьянского труда, тоже даруется этими силами. Пахарю воздается строго по трудам его, старатель же может мгновенно обернуться богачом, а затем так же легко промотать шальную прибыль.
Как ни странно, образцы поведения, восходящие к старинным представлениям о старательском фарте, живы и сегодня. Сохранилось и ремесло горщика. Если брать шире, это типаж мастеровитого человека, не связанного с большой индустрией, работающего с минимальной механизацией на собственном сырье. Кто-то приходит в мир камня, начав как профессионал — из геологии и ювелирной сферы, кто-то — как любитель, увлекшись туризмом или коллекционированием, кого-то привела в каменную индустрию нужда девяностых и талант к коммерции.
Для жителей Полдневой и Кладовки промысел демантоидов предопределен — здешние поселенцы занялись горным делом еще в XIX в. В 1990-е гг. и в начале 2000-х гг. за демантоиды платили долларами, что подстегнуло забытый промысел. Именно в те времена сложились первые команды, профессионально добывавшие камень.
Людей, которые работают на копях Бобровки, трудно объединить по территориальному или профессиональному признаку. Мотивация также различается. У большинства из тех, с кем нам довелось беседовать, есть работа в городе, у некоторых — пассивный доход, некоторые относятся к промыслу камней как к сезонному заработку, вроде охоты и рыбалки. Некоторые так
увлеклись, что купили дачу в Кладовке или снимают там дом. Собственно, деревенских хитников можно пересчитать по пальцам одной руки.
***
В XIX в. крупные месторождения самоцветов разрабатывала казна. Те минералы, которые еще не были по достоинству оценены, разрабатывали горщики, происходившие из числа людей, трудившихся на казенных приисках. Полдневские хризолиты (название демантоид было не в ходу) обнаружили после того, как рядом с Кладовкой был открыт Поскакухинский золотой
прииск. Из сказов Бажова мы знаем, что к золоту людей привела Огневушка-Поскакушка, а к хризолитам — олень Серебряное копытце. Фактически же честь открытия уральского демантоида принадлежит камнерезу Екатеринбургской гранильной фабрики Василию Калугину, который в 1874 г. вместе с отцом поехал в Верхний Уфалей и обратил внимание на зеленые
камни в отвалах золотого прииска. Дома он определил минералы как хризолиты. Когда камни получили известность, рудознатцы принялись искать коренные породы в верховьях местных речек. Так и была открыта самоцветная Бобровка, приток Западной Чусовой. Река тысячелетиями размывала гранатосодержащие породы Уральских гор, снося минералы вниз по течению.
Еще в 1854 г. работавший на Урале геолог Нильс Норденшельд дал попавшемуся ему под Тагилом минералу название демантоид. Это был тот же самый минерал, что двадцать лет спустя обнаружили южнее и назвали хризолитом. Поначалу яркий зеленый гранат ценился не особо. Ситуацию изменила Сибирско-Уральская научно-промышленная выставка 1887 г., во
время которой камень попал в поле зрения ювелиров, работавших на Фаберже. Они и «раскрутили» демантоид. Зеленый самоцвет добрался до Парижа.Возник устойчивый спрос, за которым последовала разведка и добыча. На пике популярности демантоида, в 1913 г., старатели добыли с двух уральских месторождений 104 килограмма этого камня. С тех пор демантоид пережил взлеты и падения. Очередной взлет популярности минерала пришелся на рубеж XX–XXI вв.
Уральский демантоид до сих пор не утратил конкурентных позиций на мировом рынке, хотя месторождения зеленых гранатов были открыты во многих местах мира. Только уральский демантоид блестит так, будто не отражает свет, а является его источником.
***
Почти все найденный хитой демантоиды попадают в Екатеринбург — сортировочный центр самоцветной индустрии. Если демантоид свыше полутора карат, первого качества и зеленого цвета, скупщик приедет сам. Крупные интересные камни, как правило, в необработанном виде быстро покидают Урал. Средние и мелкие самоцветы попадают на рынок спустя пару
месяцев после обнаружения в ограненном виде. Мировая практика говорит, что драгоценному камню предстоит около семи транзакций, прежде чем он доберется до конечного покупателя — все это время он будет дорожать.
Демантоид не относится к драгоценным камням, оборот которых контролирует государство. Камни легко найти в продаже (например, на «Минерал-шоу» в Екатеринбурге). Скорее всего это будет демантоид, добытый хитой. Камень промышленной добычи можно увидеть в составе люксовых украшений от компаний-держателей месторождений.
***
Начав исследование зимой на «Минерал-шоу», с наступлением весны мы начали выезжать в поселки Уральской Самоцветной полосы, где знакомились со старателями и промыслом. Эти знакомства привели нас в итоге на границу областей, в бажовские места, где известны два месторождения демантоидов: Полдневское и Каркодинское. Первой расположено в
Свердловской области, второе – в Челябинской. Коренные жилы на обоих месторождениях выбраны карьерным способом в послесоветский период, а россыпь Бобровки промыта старателями еще в царские времена. Однако именно эта россыпь по-прежнему привлекает людей из разных уголков страны. Хитники перемывают дедовские отвалы или добивают перемычки между ними — целики.
Старателей можно застать на копях в любой погожий день. Дорога, ведущая от Кладовки к карьеру, хорошо наезжена. Вокруг увалистая равнина, покрытая березово-сосновым лесом. За полкилометра до карьера дорога пересекает Бобровку. Выше моста речку перегораживает большая бобровая плотина. Сотней метров ниже в речку впадает ручей Хризолитный. От его природного русла мало что осталось — исток съеден карьером, а каменистая долина на всем протяжении перепахана тяжелой техникой. Двумя сотнями метров ниже устья Хризолитного долина Бобровки выполаживается и начинаются рыхлые аллювиальные отложения, доступные кайлу и лопате. Демантоиды тысячелетиями выпадали в осадок из замедлившегося потока, сформировав россыпь, протянувшуюся на несколько километров вниз. Вдоль реки здесь как раз пролегла дорога и это самый насыщенный раскопками участок. Врубаясь в целик, старатели часто натыкаются на эфеля — промытые пойменные пески столетней давности. За это время изменились технологии добычи и минимальные требования к размерности камня. Поэтому иные эфеля оказываются ценнее целиков.
Выбрав пустую породу и добравшись до продуктивного каменистого слоя, хитники возят породу к мойкам — искусственным запрудам Бобровки, где промывают ее при помощи сита. На промысловом участке эта река представляет собой целый каскад моек, заброшенных или действующих.
Шурфы, расположенные в пойме Бобровки, постоянно топит. Намокшие
стенки то и дело c плеском валятся на дно шурфа. Воду приходится откачивать, для чего обычно сооружают целую систему из помпы и шлангов. Но зато не надо отвозить породу на промывку. За меньшее время можно промыть больше породы, а плотик (материковый водоупорный слой) здесь ближе к поверхности, нежели на террасе, что повышает шансы на успех.
Однако здесь и опаснее, поэтому в одиночку в пойме не работают.
Повыше, на террасе Бобровки, старательская тактика меняется. Воды здесь нет, а продуктивный слой залегает ниже, поэтому глубина шурфов достигает шести метров, стенки остаются вертикальными, а дно сухим. Здесь можно работать в одиночку. Выбранную породу складывают рядом, разделяя на вскрышу (верхнюю пустую породу) и каменистые суглинки, которые требуют промывки. С каждой лопатой опускаясь все ниже, старатель следит за цветом грунта, его составом, каменистостью, степенью окатанности кварцевых включений. Плотный серый суглинистый слой с камнем — сигнал для промывки.
Породу нагружают в ведра и везут к мойке. Плотные суглинки сначала оставляют отмокать в запруде, рыхлые — промывают сразу. Практика показывает, что зеленец может выскочить везде, даже в тех слоях, которые принято считать пустыми, поэтому время от времени, на удачу, промывают любую породу.
Для промывки используются грохота — вложенные друг в друга самодельные сита. Руками удаляют крупные булыжники. Затем, на грохоте с крупной ячеей, отсеивают камешки средней величины, посматривая, соответствуют ли удаляемые породы тем, что обычно сопутствуют демантоидам. Дальше — частое сито. Им работают долго, промывая породу до тех пор, пока мелкая «аквариумная» галька полностью не очистится от глины, а тяжелые камешки под действием гравитации не соберутся в центре сита.
Все это делается в наклон, по колено в воде, требуя терпения и силы. В завершение процесса грохот вынимают из воды и резким движением опрокидывают на ровную землю. При поднятии сита под ним обнаруживается прямоугольник из камешков, в центре которого вырисовывается темный пятак, образованный самыми тяжелыми, содержащими железо минералами. Иногда в пятаке обнаруживают гранаты — чаще обычные, темно-красные, намного реже — светлые, демантоиды. Несмотря на зеленый цвет, их легко пропустить. Пятак разбирают внимательно, выбирая гранаты пинцетом, разглядывая их на просвет.
Опрокинутые друг на друга порции мелкой гальки образуют столики.
Эти характерные кучи отработанной породы можно увидеть на Бобровке повсюду. Некоторые старатели перемывают столики по второму разу. Порой это выгоднее, чем бить наобум целики — технология ручной промывки несовершенна, а человеческий глаз не всевидящ.
***
Бобровка, с ее стихийно сложившимся старательским кластером — идеальное место для геммологических и экологических экскурсий, уникальный пример культурного ландшафта, созданного вручную, с минимальным применением техники. Горная промышленность часто уродует ландшафт, превращая его в пустыню, но здесь все иначе — старательские шурфы и следы их работы органично вписаны в природное окружение, более того, выглядят главной достопримечательностью ландшафта, который в своем естественном состоянии не привлек бы особого внимания. За столетие с лишним хитники превратили окрестности Кладовки в своеобразный старательский аттракцион. Здесь есть место удивительным хижинам, посиделкам у костра, рассказам об Огневушке-Поскакушке и заветном камне. Кажется, именно эта атмосфера, а не призрачная надежда разбогатеть, раз за разом возвращает сюда людей.
Почерпнутое из Бажова представление о том, что старательское дело — тайное, и не терпит посторонних, не оправдалось. Старатели оказались людьми общительными — первая же попавшаяся команда охотно поведала нам, как они работают, что уже добыли и во сколько это можно будет оценить. Дальше мы то и дело встречали на Бобровке приветливых людей с лопатами, которые вели себя как соседи по приусадебным участкам, были не против поговорить, не запрещали съемку.
Профессиональная культура здесь общая — инструменты и технологии известны каждому, а ноу-хау, порой возникающие на промысле, моментально перенимаются соседями. По словам старателей, копать можно везде, где не занято. Иногда мы обнаруживали шурфы, в которых покоились лестницы или инструменты — знак того, что место занято, и хозяин скоро вернется. У пустых на первый взгляд участков тоже может быть свой хозяин — надо поспрашивать у остальных, спросить разрешения.
***
Кустарная добыча драгоценных камней — общемировой феномен. До 80 % драгоценных камней мира добываются вручную. Месторождения самоцветов обычно невелики, механизация труда минимальна, главный инструмент старателя — обычная лопата. В странах третьего мира добыча самоцветов — один из способов вырваться из бедности. Впрочем, как показывает антропология кустарной горной промышленности это отнюдь не единственная причина, вовлекающая людей в это рискованное с финансовой точки зрения ремесло. Часто старательское дело укоренено в семейной истории людей, живущих в горнодобывающем ландшафте. Так и многих наших собеседников к камню привела семейная, уральская история.
Дорогостоящие камни сегодня — не только ювелирное украшение (не будем преувеличивать число тех, кто в них разбирается и способен оценить природную красоту), но и эквивалент денег, инвестиция вроде золота. Самоцветы конвертируются в любую мировую валюту по выгодному курсу. Глобальный рынок обеспечивает доход всем участникам создания стоимости
камня: от бульдозериста до маркетолога, от Мадагаскара до Кладовки.
Все это невольно приходит на ум, если оказываешься на месторождении драгоценных минералов. Труд сотен и тысяч людей посвящен поиску маленьких зернышек материи, единственное назначение которых — стать ювелирными украшениями. При этом масса добытого драгоценного сырья будет десятилетиями лежать на складах компаний, чтобы не обрушить рынок.
Ничто не шокирует так, как вид огромных карьеров, выкопанных ради условного чемодана драгоценностей. Пару лет назад я испытал потрясение на краю гигантского алмазного карьера в якутском городе Мирном. Подобный же шок, хотя и меньшего масштаба, производят карьеры по добыче демантоидов под Кладовкой и Каркодином. История промышленной добычи камня — не про красоту или увлечение камнем, это элемент глобальной экономики. Рациональный на всех этапах и отчужденный от эмоций труд. Буровики, которых я повстречал на карьере, никогда в жизни не видели ювелирных демантоидов. Но приехали их разведывать. И так далее по всей цепочке до ювелиров, для которых даже самые прекрасные самоцветы — рутина.
Подлинный восторг, эйфория от находки камня — это исключительно удел старателей. Они сопровождают камень на первых этапах в товарной цепочке, и чаще всего видят, как он превращается из тусклого осколка бутылочного стекла в сияющий фаворит красавиц. Именно радость открытия превращает промысел из тяжелой работы ради денег в нечто большее, особое «каменное» таинство: Если выскакивает зеленая таблетка, это все — ты подсел на каменную иглу, провалился с тапками. Налопатил бог знает сколько, а тут камень выскочил. Порой даже на нож его подцепить не можешь, потряхивать начинает. Сама эта эйфория, — ты ее подхватил и затянуло.
По большому счету это не столько заработок, а образ жизни, понимаешь?
Автор - И. В. Абрамов, научный сотрудник Института истории и археологии УрО РАН
Нам показали недельную выработку бригады — горстку мелких гранатов в полиэтиленовом пакетике. В основном обычные, темные, но иногда среди них мерцали и другие, зелено-желтые. Это и были те самые демантоиды, ради которых тянутся на Бобровку хитники — искатели самоцветов. С обывательской точки зрения — не особо приглядное зрелище. Стоят ли эти зеленцы положенных в грязь трудов, сгорбленных спин, мозолей, бензина и времени? Если внимательно посчитать, оказывается, что стоят. Если же погрузиться в вопрос еще глубже, выяснится, что промысел не только ради денег.
Увидав наш скепсис, шеф небольшой старательской артели, чуть улыбнувшись, вынул откуда-то ограненный демантоид и увеличительное стекло. Мы познакомились пару месяцев назад в Нижнем Тагиле, в камнерезной мастерской. Возрастом лет под шестьдесят, приземистый, крепко сбитый, с аккуратной бородкой, рыжиной в волосах и голубыми глазами, этот потомок уральских кержаков напоминал одного из подгорных героев Толкина.
Перед нами лежал демантоид в полной бриллиантовой огранке с пятьюдесятью семью гранями. Демантоид назвали «подобным алмазу» (нем. diamant — «алмаз» + древнегреч. eidos — «вид») за столь же потрясающую игру света после огранки. Я постарался вынуть камень из коробочки, не оставив отпечатка на площадке — верхней, самой большой грани, через
которую можно заглянуть внутрь камня, где скрывается самое интересное…
— Видишь тоненький пучок расходящихся волосиков, одуванчиком таким? Это биссолит [кристаллическое включение внутри минерала, обычно именуемое конским хвостом — И. А.]. Камень — первое качество, 1,78 карата.
— И сколько он стоит? — спросил мой коллега Федор Корандей.
— Двести тысяч.
Я поднес ближе увеличительное стекло. Конский хвост был очень красив, разлетался внутри камня застывшими брызгами. Это фирменный знак уральских демантоидов, никакого сертификата не надо. Тот редкий случай, когда самоцвет с включением может стоить дороже прозрачного, главное, чтобы хвост не забивал камень и работал на усиление визуального эффекта. Огранщик должен постараться, чтобы вписать биссолит в призму.
— Сколько же надо работать, чтобы такой найти?
— Бывает, что один день!
Мы рассмеялись, потому что это была чистая правда. Впрочем, как посмотреть. Говорят, за весь этот сезон, с мая по сентябрь 2023 г., хитники добыли на реке Бобровке всего один демантоид свыше двух карат. И тот взяли с верховухи, где меньше всего ожидалось. Фартануло лишь одному. А ведь за сезон через Полдневское месторождение прошло не меньше полусотни старателей. Ради бобика на лям эти люди мирятся с полевым образом жизни. Впрочем, большинству это в кайф и люди едут за ощущениями вольной жизни.
Профессиональные хитники работают, придерживаясь определенной стратегии. Случайно везет только новичкам, а на длинной дистанции побеждает упорный. Только эта мысль согревает, когда один шурф за другим оказывается пустым. Спина и ноги гудят от напряжения. Сотни ведер промыты, а камней нет. Надо, чтобы кому-нибудь подфартило. Фарт передается воздушно-капельным путем — доказано! Повезло одному — повезет и другим — проверено! Еще пара сотен ведер и точно повезет! А пока выручает мелочевка, так называемые искры, сколики, шухрумчики которые тоже стоят денег, хотя и не так вдохновляют, как пешка в три карата.
— Куда идет мелочь? — спросили мы тагильского артельщика, который
в отличие от многих своих коллег не только добывает демантоиды, но и делает
из них ювелирные изделия.
— На обсыпку.
— На инкрустацию, значит?
— Да, посмотри, что в магазинах продают. Посмотришь под
микроскопом — одно название от бриллиантов.
— Автоматическая огранка?
— Да. Можно и миллиметровый камень руками загранить, просто никто не хочет платить за эту работу. Но мелочи в природе больше, чем крупных камней. Поэтому мы собираем все, и 90 % камней пойдут в работу. Раз у нас своя линейка украшений, мы их не сырьем продадим.
***
Не всем по душе понятие хита, в первую очередь из-за созвучия хитничества и хищничества. В текстах Д. Н. Мамина-Сибиряка и П. П. Бажова так зовут разного рода бедовых людей, воров, грабителей, в том числе и тайных старателей. Этот смысловой оттенок до сих пор ощущается, хотя современная хита работает без утайки, часто на виду у всех, на отвалах
горнодобывающих компаний, и вообще играет важнейшую роль в каменном деле. Удивительным образом хитники способны выудить из отвалов то, что пропустила автоматика. Благодаря им интересные образцы горных пород оказываются на полках музеев и частных коллекций, а не среди дорожного щебня.
Хитники заинтересовали нас этнографически, как наследники старинного ремесла, воспетого Маминым-Сибиряком и Бажовым. В текстах вековой давности таких людей именуют горщиками. Как правило, это маргиналы с нелегкой судьбой, выбравшие вольный промысел вместо крестьянского удела. Их удачу в поиске каменьев трактуют как знаки
благорасположения духов земли. Старательская удача, необъяснимая фартовость, столь отличающаяся от размеренного крестьянского труда, тоже даруется этими силами. Пахарю воздается строго по трудам его, старатель же может мгновенно обернуться богачом, а затем так же легко промотать шальную прибыль.
Как ни странно, образцы поведения, восходящие к старинным представлениям о старательском фарте, живы и сегодня. Сохранилось и ремесло горщика. Если брать шире, это типаж мастеровитого человека, не связанного с большой индустрией, работающего с минимальной механизацией на собственном сырье. Кто-то приходит в мир камня, начав как профессионал — из геологии и ювелирной сферы, кто-то — как любитель, увлекшись туризмом или коллекционированием, кого-то привела в каменную индустрию нужда девяностых и талант к коммерции.
Для жителей Полдневой и Кладовки промысел демантоидов предопределен — здешние поселенцы занялись горным делом еще в XIX в. В 1990-е гг. и в начале 2000-х гг. за демантоиды платили долларами, что подстегнуло забытый промысел. Именно в те времена сложились первые команды, профессионально добывавшие камень.
Людей, которые работают на копях Бобровки, трудно объединить по территориальному или профессиональному признаку. Мотивация также различается. У большинства из тех, с кем нам довелось беседовать, есть работа в городе, у некоторых — пассивный доход, некоторые относятся к промыслу камней как к сезонному заработку, вроде охоты и рыбалки. Некоторые так
увлеклись, что купили дачу в Кладовке или снимают там дом. Собственно, деревенских хитников можно пересчитать по пальцам одной руки.
***
В XIX в. крупные месторождения самоцветов разрабатывала казна. Те минералы, которые еще не были по достоинству оценены, разрабатывали горщики, происходившие из числа людей, трудившихся на казенных приисках. Полдневские хризолиты (название демантоид было не в ходу) обнаружили после того, как рядом с Кладовкой был открыт Поскакухинский золотой
прииск. Из сказов Бажова мы знаем, что к золоту людей привела Огневушка-Поскакушка, а к хризолитам — олень Серебряное копытце. Фактически же честь открытия уральского демантоида принадлежит камнерезу Екатеринбургской гранильной фабрики Василию Калугину, который в 1874 г. вместе с отцом поехал в Верхний Уфалей и обратил внимание на зеленые
камни в отвалах золотого прииска. Дома он определил минералы как хризолиты. Когда камни получили известность, рудознатцы принялись искать коренные породы в верховьях местных речек. Так и была открыта самоцветная Бобровка, приток Западной Чусовой. Река тысячелетиями размывала гранатосодержащие породы Уральских гор, снося минералы вниз по течению.
Еще в 1854 г. работавший на Урале геолог Нильс Норденшельд дал попавшемуся ему под Тагилом минералу название демантоид. Это был тот же самый минерал, что двадцать лет спустя обнаружили южнее и назвали хризолитом. Поначалу яркий зеленый гранат ценился не особо. Ситуацию изменила Сибирско-Уральская научно-промышленная выставка 1887 г., во
время которой камень попал в поле зрения ювелиров, работавших на Фаберже. Они и «раскрутили» демантоид. Зеленый самоцвет добрался до Парижа.Возник устойчивый спрос, за которым последовала разведка и добыча. На пике популярности демантоида, в 1913 г., старатели добыли с двух уральских месторождений 104 килограмма этого камня. С тех пор демантоид пережил взлеты и падения. Очередной взлет популярности минерала пришелся на рубеж XX–XXI вв.
Уральский демантоид до сих пор не утратил конкурентных позиций на мировом рынке, хотя месторождения зеленых гранатов были открыты во многих местах мира. Только уральский демантоид блестит так, будто не отражает свет, а является его источником.
***
Почти все найденный хитой демантоиды попадают в Екатеринбург — сортировочный центр самоцветной индустрии. Если демантоид свыше полутора карат, первого качества и зеленого цвета, скупщик приедет сам. Крупные интересные камни, как правило, в необработанном виде быстро покидают Урал. Средние и мелкие самоцветы попадают на рынок спустя пару
месяцев после обнаружения в ограненном виде. Мировая практика говорит, что драгоценному камню предстоит около семи транзакций, прежде чем он доберется до конечного покупателя — все это время он будет дорожать.
Демантоид не относится к драгоценным камням, оборот которых контролирует государство. Камни легко найти в продаже (например, на «Минерал-шоу» в Екатеринбурге). Скорее всего это будет демантоид, добытый хитой. Камень промышленной добычи можно увидеть в составе люксовых украшений от компаний-держателей месторождений.
***
Начав исследование зимой на «Минерал-шоу», с наступлением весны мы начали выезжать в поселки Уральской Самоцветной полосы, где знакомились со старателями и промыслом. Эти знакомства привели нас в итоге на границу областей, в бажовские места, где известны два месторождения демантоидов: Полдневское и Каркодинское. Первой расположено в
Свердловской области, второе – в Челябинской. Коренные жилы на обоих месторождениях выбраны карьерным способом в послесоветский период, а россыпь Бобровки промыта старателями еще в царские времена. Однако именно эта россыпь по-прежнему привлекает людей из разных уголков страны. Хитники перемывают дедовские отвалы или добивают перемычки между ними — целики.
Старателей можно застать на копях в любой погожий день. Дорога, ведущая от Кладовки к карьеру, хорошо наезжена. Вокруг увалистая равнина, покрытая березово-сосновым лесом. За полкилометра до карьера дорога пересекает Бобровку. Выше моста речку перегораживает большая бобровая плотина. Сотней метров ниже в речку впадает ручей Хризолитный. От его природного русла мало что осталось — исток съеден карьером, а каменистая долина на всем протяжении перепахана тяжелой техникой. Двумя сотнями метров ниже устья Хризолитного долина Бобровки выполаживается и начинаются рыхлые аллювиальные отложения, доступные кайлу и лопате. Демантоиды тысячелетиями выпадали в осадок из замедлившегося потока, сформировав россыпь, протянувшуюся на несколько километров вниз. Вдоль реки здесь как раз пролегла дорога и это самый насыщенный раскопками участок. Врубаясь в целик, старатели часто натыкаются на эфеля — промытые пойменные пески столетней давности. За это время изменились технологии добычи и минимальные требования к размерности камня. Поэтому иные эфеля оказываются ценнее целиков.
Выбрав пустую породу и добравшись до продуктивного каменистого слоя, хитники возят породу к мойкам — искусственным запрудам Бобровки, где промывают ее при помощи сита. На промысловом участке эта река представляет собой целый каскад моек, заброшенных или действующих.
Шурфы, расположенные в пойме Бобровки, постоянно топит. Намокшие
стенки то и дело c плеском валятся на дно шурфа. Воду приходится откачивать, для чего обычно сооружают целую систему из помпы и шлангов. Но зато не надо отвозить породу на промывку. За меньшее время можно промыть больше породы, а плотик (материковый водоупорный слой) здесь ближе к поверхности, нежели на террасе, что повышает шансы на успех.
Однако здесь и опаснее, поэтому в одиночку в пойме не работают.
Повыше, на террасе Бобровки, старательская тактика меняется. Воды здесь нет, а продуктивный слой залегает ниже, поэтому глубина шурфов достигает шести метров, стенки остаются вертикальными, а дно сухим. Здесь можно работать в одиночку. Выбранную породу складывают рядом, разделяя на вскрышу (верхнюю пустую породу) и каменистые суглинки, которые требуют промывки. С каждой лопатой опускаясь все ниже, старатель следит за цветом грунта, его составом, каменистостью, степенью окатанности кварцевых включений. Плотный серый суглинистый слой с камнем — сигнал для промывки.
Породу нагружают в ведра и везут к мойке. Плотные суглинки сначала оставляют отмокать в запруде, рыхлые — промывают сразу. Практика показывает, что зеленец может выскочить везде, даже в тех слоях, которые принято считать пустыми, поэтому время от времени, на удачу, промывают любую породу.
Для промывки используются грохота — вложенные друг в друга самодельные сита. Руками удаляют крупные булыжники. Затем, на грохоте с крупной ячеей, отсеивают камешки средней величины, посматривая, соответствуют ли удаляемые породы тем, что обычно сопутствуют демантоидам. Дальше — частое сито. Им работают долго, промывая породу до тех пор, пока мелкая «аквариумная» галька полностью не очистится от глины, а тяжелые камешки под действием гравитации не соберутся в центре сита.
Все это делается в наклон, по колено в воде, требуя терпения и силы. В завершение процесса грохот вынимают из воды и резким движением опрокидывают на ровную землю. При поднятии сита под ним обнаруживается прямоугольник из камешков, в центре которого вырисовывается темный пятак, образованный самыми тяжелыми, содержащими железо минералами. Иногда в пятаке обнаруживают гранаты — чаще обычные, темно-красные, намного реже — светлые, демантоиды. Несмотря на зеленый цвет, их легко пропустить. Пятак разбирают внимательно, выбирая гранаты пинцетом, разглядывая их на просвет.
Опрокинутые друг на друга порции мелкой гальки образуют столики.
Эти характерные кучи отработанной породы можно увидеть на Бобровке повсюду. Некоторые старатели перемывают столики по второму разу. Порой это выгоднее, чем бить наобум целики — технология ручной промывки несовершенна, а человеческий глаз не всевидящ.
***
Бобровка, с ее стихийно сложившимся старательским кластером — идеальное место для геммологических и экологических экскурсий, уникальный пример культурного ландшафта, созданного вручную, с минимальным применением техники. Горная промышленность часто уродует ландшафт, превращая его в пустыню, но здесь все иначе — старательские шурфы и следы их работы органично вписаны в природное окружение, более того, выглядят главной достопримечательностью ландшафта, который в своем естественном состоянии не привлек бы особого внимания. За столетие с лишним хитники превратили окрестности Кладовки в своеобразный старательский аттракцион. Здесь есть место удивительным хижинам, посиделкам у костра, рассказам об Огневушке-Поскакушке и заветном камне. Кажется, именно эта атмосфера, а не призрачная надежда разбогатеть, раз за разом возвращает сюда людей.
Почерпнутое из Бажова представление о том, что старательское дело — тайное, и не терпит посторонних, не оправдалось. Старатели оказались людьми общительными — первая же попавшаяся команда охотно поведала нам, как они работают, что уже добыли и во сколько это можно будет оценить. Дальше мы то и дело встречали на Бобровке приветливых людей с лопатами, которые вели себя как соседи по приусадебным участкам, были не против поговорить, не запрещали съемку.
Профессиональная культура здесь общая — инструменты и технологии известны каждому, а ноу-хау, порой возникающие на промысле, моментально перенимаются соседями. По словам старателей, копать можно везде, где не занято. Иногда мы обнаруживали шурфы, в которых покоились лестницы или инструменты — знак того, что место занято, и хозяин скоро вернется. У пустых на первый взгляд участков тоже может быть свой хозяин — надо поспрашивать у остальных, спросить разрешения.
***
Кустарная добыча драгоценных камней — общемировой феномен. До 80 % драгоценных камней мира добываются вручную. Месторождения самоцветов обычно невелики, механизация труда минимальна, главный инструмент старателя — обычная лопата. В странах третьего мира добыча самоцветов — один из способов вырваться из бедности. Впрочем, как показывает антропология кустарной горной промышленности это отнюдь не единственная причина, вовлекающая людей в это рискованное с финансовой точки зрения ремесло. Часто старательское дело укоренено в семейной истории людей, живущих в горнодобывающем ландшафте. Так и многих наших собеседников к камню привела семейная, уральская история.
Дорогостоящие камни сегодня — не только ювелирное украшение (не будем преувеличивать число тех, кто в них разбирается и способен оценить природную красоту), но и эквивалент денег, инвестиция вроде золота. Самоцветы конвертируются в любую мировую валюту по выгодному курсу. Глобальный рынок обеспечивает доход всем участникам создания стоимости
камня: от бульдозериста до маркетолога, от Мадагаскара до Кладовки.
Все это невольно приходит на ум, если оказываешься на месторождении драгоценных минералов. Труд сотен и тысяч людей посвящен поиску маленьких зернышек материи, единственное назначение которых — стать ювелирными украшениями. При этом масса добытого драгоценного сырья будет десятилетиями лежать на складах компаний, чтобы не обрушить рынок.
Ничто не шокирует так, как вид огромных карьеров, выкопанных ради условного чемодана драгоценностей. Пару лет назад я испытал потрясение на краю гигантского алмазного карьера в якутском городе Мирном. Подобный же шок, хотя и меньшего масштаба, производят карьеры по добыче демантоидов под Кладовкой и Каркодином. История промышленной добычи камня — не про красоту или увлечение камнем, это элемент глобальной экономики. Рациональный на всех этапах и отчужденный от эмоций труд. Буровики, которых я повстречал на карьере, никогда в жизни не видели ювелирных демантоидов. Но приехали их разведывать. И так далее по всей цепочке до ювелиров, для которых даже самые прекрасные самоцветы — рутина.
Подлинный восторг, эйфория от находки камня — это исключительно удел старателей. Они сопровождают камень на первых этапах в товарной цепочке, и чаще всего видят, как он превращается из тусклого осколка бутылочного стекла в сияющий фаворит красавиц. Именно радость открытия превращает промысел из тяжелой работы ради денег в нечто большее, особое «каменное» таинство: Если выскакивает зеленая таблетка, это все — ты подсел на каменную иглу, провалился с тапками. Налопатил бог знает сколько, а тут камень выскочил. Порой даже на нож его подцепить не можешь, потряхивать начинает. Сама эта эйфория, — ты ее подхватил и затянуло.
По большому счету это не столько заработок, а образ жизни, понимаешь?
Фотогалерея
Нужна консультация? Задайте вопрос прямо сейчас!